В типе мавзолея выдержана и часовня Собра, получившего за свой проект премию в 1780-х годах. Очаровательная по плану, эта композиция принадлежит к числу самых удачных и серьезных из всех, изданных в сборниках Grands prix. Судьбе было угодно, чтобы и эти два листа – общий фасад всей постройки вместе с планом и отдельно фасад и разрез центральной ротонды – попали в Россию, в ту самую страну, где продолжалось дальнейшее развитие идей Леду и принципов парижских конкурсов. Оба листа находятся в собрании Александра Бенуа, но снабжены неверной подписью Thomas de Thomon. Когда несколько лет тому назад мы работали вместе с И.А.Фоминым над историей Александровского классицизма, мы были немало озадачены этим неожиданным открытием. Я только что получил тогда от одного из крупных европейских букинистов издание Ван Клеемпютта и Приера, которое давно знал по экземпляру Библиотеки Академии художеств и долго всюду разыскивал для своего книжного собрания. Под хорошо нам известными восхитительными чертежами Томона гравер поставил ничего не говорящее имя Sobre. Однако сомнений быть не могло: наведенные справки установили с несомненностью, что именно Собру достался Grand prix за эту часовню. Мы были так ошеломлены, что терялись в догадках, не будучи в состоянии решить, кто же фальсификатор, - какой-нибудь маньяк-любитель 1820 – 30-х годов, торговец-антиквар или, наконец, сам Томон. Мы сличали впоследствии оригиналы с гравюрами, сличали подпись Томона с его достоверными подписями на других чертежах, но разгадать этой проклятой загадки не могли. Не могу сказать, чтобы я разгадал ее и сейчас, но все же для меня теперь почти нет сомнения в том, что подпись Томона не поддельна и фальсификатор не кто иной, как он сам.
Дело в том, что проект Собра оказался не единственным конкурсным проектом Парижской академии 1780-х годов, попавшим в Россию и подписанным Thomas de Thomon. В собраниях кн. Аргутинского и А.Н. Бенуа нашелся еще целый ряд таких оригиналов, с которых гравированы Grands prix, и все они снабжены этой фатальной, не оставляющей ни малейшей надежды на возможность позднейшей подделки, - несомненно собственноручной подписью Томона.
Что все эти чертежи именно те самые оригиналы, с которых Приер и Ван Клеемпютт делали свои гравюры, в этом легко убедиться, измерив циркулем расстояния различных линий и точек, даже интервалы между буквами надписей на тех и других. Особенно это очевидно при сравнении проекта и гравюры кафедрального собора Муата из собрания кн. Аргутинского. На оригинале слово "Moite" с левой стороны разреза выскоблено ножиком и заменено словами "Thomas de Thomon". С правой стороны подчищена только цифра I, вместо которой поставлен 0. За исключением этих подчисток собор Муата совершенно не тронут Томоном, тогда как мавзолей Собра подвергся довольно сложной операции. В гравированном листе огромный крупный план композиции находится вверху, а сравнительно небольшой фасад внизу. На листе из собрания Бенуа они расположены в обратном порядке. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что некогда целый лист был разрезан надвое и вырезанные фасад и план наклеены на новый лист, первый вверху, второй – внизу. Кроме того, фасад, состоящий в гравюре из одних архитектурных линий, украшен чудесным, чисто томоновским пейзажем. Таких деревьев, кроме Томона, не рисовал никто, - это одна из точных паспортных примет его многочисленных рисунков. Такие же точно деревья мы видим, например, на раннем его проекте какого-то сельского дома, находящемся в Эрмитаже, имеющем подпись и дату 1795. Но тогда у него не было еще этого бешеного мастерства и уверенности.
Но как же объяснить, что Томон, общепризнанный мастер, рисунки которого его современниками ценились чрезвычайно высоко, мог выдавать чужие проекты за свои? Мне кажется, что это не было слишком большим исключением в эпоху, когда для эффекта данного момента, для того чтобы произвести впечатление и поразить, не останавливались ни перед чем. Я думаю, что Леду мог на месте Томона сделать то же самое, - оба они были болезненно тщеславны. Оба болтливы и, кажется, оба мелочно сварливы. Записки современников и история некоторых построек рисуют Томона юрким малым, ловко обделывавшим свои дела и искусно оттиравшим соперников. Красивый проект Собра его просто пленил, и он от всей души украсил его пейзажем. Такой пейзаж, в конце концов, он даже был в праве подписать, но уж кстати подписал и лист с разрезом часовни. Ему было сердечно безразлично, что подумают, если эта наивная мистификация откроется. И едва ли он мог предполагать, что через сто лет его в ней уличат.
И первая петербургская работа Томона, его проект Казанского собора, напоминает своим силуэтом тот же Муатовский собор. Он изменил лишь колоннаду купола, а боковые колоннады вынес на главный фасад, повторив некоторое подобие колоннады св. Петра в Риме. Особенно красив разрез томоновского собора.
Чтобы покончить с работами Томона, надо остановиться еще на его Полтавской колонне, воздвигнутой в память годовщины Полтавской битвы в 1811 году. И это произведение не самостоятельно, а заимствовано из Grands prix. За очень близкую по идее "Колонну мира" некто Alavoin получил в 1798 году конкурсную медаль. Там та же скульптурная декорация, только примененная в гораздо большем масштабе.
Похожие статьи:
Легенда о св. Дионисии
Впервые св. Дионисий упомянут в тексте, посвященном жизнеописанию св. Женевьевы -Vie de sainte Geneviève (520г), где сообщается о том, что он был первым епископом Парижа и был послан в Галлию папой Климентом (90-100). Умер он в сел ...
Основные этапы развития моделирования 1930-1990 годов
Народный костюм, его конструкция, декор, цветовые сочетания использовались в моделировании ХХ века. Как же осуществлялась связь народного костюма с моделированием одежды, в каких формах она проявлялась, как работали художники? Образцы со ...
Японские имена
Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт.
Имя во многом влияет на характер человека, определяет его поступки и свершения. В древности верили, что, узнав имя человека или существа, можно обрести над ним власть – и отчасти это действительн ...
Разделы