Комары над ухом пели тонко,
Перекат шумел невдалеке,
Плавилась китайская тушенка
В закопченном черном котелке.
Я один на свете задержался
Из троих, сидевших у огня.
Творческая аура русского Севера – его как вековой песенной культуры, так и пропитанных трагизмом пронзительных "зековских" песен, – оказала, по собственному признанию барда, немалое влияние на тональность и образный мир его "северных" произведений ("Полночное солнце", "На материк", "Перелетные ангелы" и др.), нередко распространявшихся в местной среде как безымянные, народные и обраставших причудливыми мифологемами.
Авторской песне, рождавшейся во многом из народнопоэтической традиции, "профессионального" и "городского" фольклора, для которого была характерна предельная конкретность изобразительной сферы, оказалось близким тонко подмеченное Городницким эстетическое качество эвенкийских народных песен – "нехитрая творческая манера – петь только о том, что видишь и знаешь". С другой стороны, в тяжких условиях Арктики песня, по наблюдениям поэта, становилась и важным коммуникативным событием, "выражением общего страдания, усталости, грусти".
Корректируя известное утверждение Б.Окуджавы о рождении авторской песни на "московских кухнях", Городницкий выявляет истоки данного художественного явления и в "лагерном" фольклоре, суровых "зековских" песнях.
В стихотворении "Ноют под вечер усталые кости…" (1996) возникает образ барда-соавтора, "делящего" это соавторство с "бывшими зеками", чьи "матом измученные уста" "без подзвучки гитарной" раскрывали в песне изнаночные стороны "позабытых и проклятых лет", судьбы личности и нации в ХХ столетии. Поэт прорисовывает здесь емкую художественную характерологию своих "соавторов":
Всякий поющий из разного теста, –
Возраст иной, и кликуха, и срок,
Значит, строку изначального текста
Каждый исправить по-своему мог.
В посвященной "памяти жертв сталинских репрессий" песне "Колымская весна" (1995) в "ролевом" монологе заключенного, обращенном к собрату, конкретика лагерного быта ("Мы хлебнем чифиря из задымленной кружки"), мучительное чувство отъединенности от свободного мира ("Схоронила нас мать, позабыла семья") соединяется с заветной мечтой о возвращении в "родные края", о катарсическом очищении родной земли. Стилевой "нерв" песни – в парадоксальном переплетении отчаянно звучащего лагерного языка и той высоты поэтического слова, образа бесконечности, к которым устремлена душа героя:
Только сердце, как птица, забьется, когда
Туча белой отарой на сопке пасется,
И туда, где не знают ни шмона, ни драк,
Уплывает устало колымское солнце,
Луч последний роняя на темный барак.
А созданная еще в 1960 г. песня "Мокрое царство" представляет собой "ролевой" исповедальный монолог заключенного, экзистенциальная напряженность которого обусловлена самоощущением героя на грани небытия: "За моим ноябрем не наступит зима, // И за маем моим не последует лето". Примечателен здесь художественный сплав жанровых свойств лагерной и народной лирической песни, с присущими последней интонациями доверительного общения человека с природным миром в минуту крайних испытаний:
Похожие статьи:
Андреас Шлютер
В 1713 году в Петербург прибыл знаменитый немецкий архитектор и скульптор, строитель берлинского дворца и цейхгауза, автор "масок умирающих воинов" и памятника великому курфюрсту – Андреас Шлютер (1664 -1714). Он пробыл здесь ли ...
Изображение певцов и песнопений в древнерусском искусстве
Псалмы, стихиры, гимны находили отражение в иконографических сюжетах, как бы обрисовывались в иконописи. Иногда на иконах изображался процесс пения, певцы, святые в виде певцов и даже простой народ в позах моления и пения. В западной икон ...
Распевное чтение
В основе древнерусского церковно-певческого искусства лежит распевно произнесенное слово19. Распевное чтение священных текстов занимает особое место в церковной службе как жанр, находящийся на грани декламации и пения. Оно является очень ...
Разделы