Поклонение XVII веку Флобер называл одной из причуд XIX столетия. Для самого же писателя увлечение этой эпохой не было лишь данью интеллектуальной моде. Глубокий и искренний интерес к семнадцатому веку был свойственен ему на протяжении всей жизни. В письмах Флобера имена философов и монархов, священников и полководцев, ученых, художников и поэтов «века гениев» возникают столь же часто, как имена знаменитых современников и близких друзей писателя. Важнейшее влияние на его мировоззрение оказала философская мысль этого времени. Известно то значение, какое имели в формировании личности Флобера идеи Бенедикта Спинозы (1632-1677). Его переписка (особенно письма 1850-х годов) полна аллюзий на произведения нидерландского мыслителя.
Однако принятию спинозовского пантеизма предшествовал период тяжелого душевного разлада, пережитый Флобером в 30-40-е годы. Тогда погруженный в проблемы самопознания и поиски самотождественности Флобер рассматривал мир и человека в свете идей Блеза Паскаля (1632-1662). Охваченные саморазрушительными страстями герои ранних новелл Флобера воплощают не только противоречия души юного автора, но и близкое Паскалю представление о человеке-химере, «невиданном хаотическом существе» и «предмете противоречий». Вместе с тем герои «Quidquid volueris», «Аромата для чувствования», «Страсти и добродетели», «Библиомании» - существа не только демонические, чудовищные и преступные, но страдающие и осоз-нающие свое страдание. Даже лишенный души герцог Альмаэроэс из «Адского сна» терзается неспособностью чувствовать. Так уже в первых литературных опытах Флобера звучит паскалевская мысль о том, что «несчастным может быть только существо сознательное», и «человек велик, сознавая свое жалкое состояние» (Там же. С. 76).
Отчетливые реминисценции «Мыслей» Паскаля возникают в автобиографической прозе Флобера и письмах 1838-1841 годов. Паскалевская антитеза ничтожества и величия, между которыми, как между двумя безднами, поставлен человек, соотносится в сознании восемнадцатилетнего Флобера с проблемой выбора профессии. Стать юристом, как это предполагалось в семье, означало для него стать «конечным существом», едва ли не физическим объектом, имеющим «широкие плечи и звучный голос». Этот путь Флобер рассматривал как невозможность развития и гибель личности. Выбрать иной путь - стать художником, поэтом - значило для него реализовать себя как существо бесконечное, «способное воссоздать всю безграничную цепь проявлений жизни, … обладать всем, что есть на свете самого прекрасного», и более того, обладать «миром и бессмертием».
Но и бытие поэта оказывается несвободным от антитезы конечного и бесконечного. Автор «Записок безумца» и «Смара» осознает невозможность адекватного выражения поэтического образа в слове. Поэт, одержимый стремлением к бесконечности, возомнивший, что не существует ничего, что было бы недосягаемым, оказывается у предела ничтожества и ощущает себя «слабее сломленного тростника». Воображение бессильно в познании души поэта, которая мыслится «живой бездной», бездной страстей, поглощающих его самого. Здесь же, в «Записках безумца», возникает трагический мотив телесной конечности, «тюрьмы плоти». И человек, будь он даже поэтом, оказывается не более, чем «песчинкой, брошенной в бесконечность неведомой рукой, жалкой козявкой с хилыми лапками, которая пытается по краю бездны ухватиться за любую веточку, …но всегда слабеет, разжимает пальцы и падает».
По определению Паскаля, «человек - самая ничтожная былинка в природе, но былинка мыслящая». Философ полагает очевидным, что «человек создан для мышления; в этом все его достоинство, вся его заслуга». Идея ценности мысли становится лейтмотивом автобиографических сочинений Флобера конца 30-х - начала 40-х годов. В область мысли бросается, задавшийся целью объяснить себе самого себя, герой «Агоний», «Записок безумца» и исповедальных дневников, озаглавленных позднее Каролиной Амар, - «Воспоминания, заметки, тайные мысли». В поисках истины посредством мысли, а не поэтического воображения, Флобер следует паскалевскому представлению и обнаруживает, что безграничность души и природы многократно превосходят возможности человеческого понимания: «Человек, стремящийся постичь то, чего нет, и из небытия создать науку; человек, душа, сотворенная по подобию Божию, возвышенный гений которой бессилен пред ростком травы, не может разрешить загадку пылинки.
Для Паскаля абсолютная истина доступна только Творцу. Принимая тезис философа о неспособности человека «ни к абсолютному неведению, ни к абсолютному знанию», Флобер пытается и далее следовать Паскалю, который, «преклоняясь перед крестом, хватается за него, как за мачту во время кораблекрушения». Религиозный порыв Флобера, желание «быть мистиком», «верить в рай», «погружаться в волны ладана» и «повергаться в прах к подножию распятия» довольно быстро сменяется скептицизмом.
Разочаровавшись в собственной способности верить и полагая «обрести счастье в сомнении», Флобер открывает, что сомнение есть тоже вера , но «вера в ничто», бездна, погружение в которую есть «странствие в безграничной пустоте» без надежды обрести Истину. Сомнение, в котором он стремился обрести счастье, рождает отвращение к миру и неспособность к творчеству. Об этом своем состоянии Флобер говорит в письме к Эрнесту Шевалье: «Я из тех, кому завтрашний день противен уже сегодня, кому будущее кажется бесцельным; из тех, кто… бредит наяву, ворча и проклиная, …теперь я уже не думаю, не размышляю, а пишу и того меньше… Поэзия меня покинула…». Но далее он замечает: «Однако, я чувствую, хоть и смутно, что во мне что-то волнуется, что я в переходном периоде, и мне любопытно посмотреть, что получится, как я из этого выйду. У меня линяет шерсть (в интеллектуальном смысле)». Этот переходный период завершается для Флобера с обращением к философской системе Спинозы, позволяющей, «охватить Бога и природу в едином одухотворенном вдохновении».
Похожие статьи:
Фаюмские портреты
В расписном искусстве портрет получает широкое распространение и в живописи. Однако эволюцию римского живописного портрета нельзя проследить подобно скульптурному. Живописных портретов сохранилось немного. Об их характере в известной мере ...
Литейный Интимный театр
“Театр отказался служить вкусам улицы и переименовался в интимный и поставил ряд художественных пьесок, рассчитанных глвным образом на тонких ценителей театрального искусства”, - так писал обозреватель о происшедших в Литейном театре изм ...
Проблема Элементарного
В V в. до н. э. Анаксагор, по – видимому, первым высказал мысль о бесконечной делимости материи. Он представлял мир как совокупностьбесконечного числа частиц – «гомеомерий» (подобочастных), каждая из которых в свою очередь состоит из неис ...
Разделы