Как известно, творчество Матвеева многотрудное, сам он был очень беспощадно строг к себе и судьба к нему довольно сурова. Но мы можем удостоверить, что он выполнил поставленное себе задание, остался верен тому эстетическому нравственному идеалу и лирическому порыву, из которого родился его спящий мальчик. Искусство его мужало, приобретало мудрость и глубину, и все же памятник В. Борисову-Мусатову остался чем-то неповторимым, наиболее полным выражением всех душевных сил этого большого художника.
Автопортрет Матвеева (1939) — это дивная по душевному богатству, силе формы и ощущению материала голова. Несмотря на небольшие размеры, ясность построения придает ей, характер мощи и величия. Но художник не позволяет своему темпераменту вырваться наружу, не допускает бурного взрыва энергии. Все в этой работе найдено в труде, выискано в борьбе, каждая часть несет отпечаток противодействия породивших ее сил. Брови чуть хмурятся, нос заострен, зрачок блестит, губы слегка выпячены и плотно сжаты. Невозможно передать словами все богатство мимики в этом лице. Скульптурная поверхность определяется воздействием внутренних сил, вышедших на поверхность кожного покрова. В самой скульптурной форме угадываются упорные поиски художника.
Матвеев — глубоко русский мастер и по духу своего искусства и по его языку. Прямо он не подражал ни одному из предшественников. Но, перебирая в памяти его работы, невольно вспоминаешь то Рублева, то Венецианова, то Кипренского, то Александра Иванова, то Врубеля и, само собой разумеется, наших выдающихся скульпторов XVIII—XIX веков.
Глядя на вещи Матвеева, мы вспоминаем классическую скульптуру Греции и классиков нового времени на Западе и у нас. Но в наследии Матвеева есть еще работы, прямо связанные с русской народной скульптурой. Теперь ею многие увлекаются, когда Матвеев начинал, ее еще мало знали, но он угадал в ней нечто очень существенное и ценное, уже в самой манере резьбы из дерева, в характере обрубовки. В русском искусстве нового времени очень симпатичны попытки опереться на народную, как мы говорим, фольклорную традицию. Это ведь означало возможность освободиться от наносной „академической неметчины". Но в отношении к народному были различные тенденции. Иногда брали только экзотику и варварство, или сказочность, или неумелость народного резчика и все это возводили в закон.
У Матвеева к фольклорному искусству другое отношение. Он выискивал в нем ростки высокого искусства, которые в силу определенных исторических причин не могли в нем развиться. Сравним голову А. Герцена Матвеева (1912) с рядовой работой какого-нибудь академического портретиста, и нам сразу бросится в глаза ее сходство с народной резьбой. Герцен чем-то напоминает русского Николу. Но только в нем решительно нет иконописной благостности. Это могучий человек. В его губах что-то скорбное, трагическое и вместе с тем большая духовная сила. Очень поучительно сравнить Герцена Матвеева с Виктором Гюго Родена. Французский мастер доводит мимику лица до высшей степени напряжения, лоб открытый, глаза хмурятся, лицо словно сжато в кулак. В этом свойственная французам патетика. Лицо Герцена хотя и из бронзы, но точно рублено топором, и это придает ему отпечаток эпичности, народности. Но народный мастер никогда не смог бы создать такого свободного, сильного человека. Матвеев как бы совершает то, чего не могли совершить народные мастера, и мысленно отвешивает им низкий поклон. Здесь невольно вспоминается отношение к народной мудрости Льва Толстого и других русских писателей.
Нравственное обаяние — очень существенная черта искусства Матвеева. Это замечает каждый внимательный зритель перед его работами. Они доставляют нам не только наслаждение, не только радуют глаз, но и пробуждают в нас духовные силы, поднимают нас. В этом пункте я хотел бы внести одну поправку к тому, что принято говорить об искусстве Матвеева. Мы слишком привыкли все объяснять в искусстве выбранным сюжетом, объектом и мотивом. И потому нравственный характер искусства Матвеева часто сводится к тому, что люди, которых он изображал, обладают нравственной чистотой. Об этих их особенностях обычно идет речь применительно к таким известным людям, как Ермолова, Чехов, и простым людям, которые служили моделями художнику.
Похожие статьи:
Многоуровневость творчества
Фазы творческого процесса отражают структурно-уровневую природу механизма творчества. Целесообразно говорить о спектре творческих задач. Дифференциация внутри спектра осуществляется в зависимости от уровня (степени) содержащихся в этой ...
Книга Стендаля «О любви» в свете психологических традиций французской культуры XVII века
Книга «О любви» в известной мере завершает определенный этап интеллектуальной жизни Стендаля, отмеченный решающим влиянием философской рационалистической традиции XVII-XVIII веков. В то же время ее можно рассматривать как своеобразный про ...
Самостоятельное правление и реформы
Уже при Елене Глинской была сделана попытка изменить систему местного управления. Наряду с наместниками и волостелями, получавшими кормления, начали вводить выборных из местных дворян - губных старост для борьбы с "разбоями", и ...
Разделы